давненько я с вами не был... 1000 извинений...
не просто продолжить давно начатый разговор. Может поможете?
Насколько я помню, существо затруднения состояло в том, что Ваше, Лена, прочтение Шмемана оставило впечатление в том, что о.Александр ставит под сомнение бессмертие души?
Отнюдь. Здесь, мне думается, сыграло злую шутку то обстоятельство, что о.Александр говорит о победе Христа над смертью, и переносит именно сюда "центр тяжести" своих размышлений. Ведь он пытается вывести читателя из системы платоновских координат "этого" и "того" мира. Вот и получился в Ваших, Лена, впечатлениях некий "перекос/перевес".
Я тут надысь перечел Толкина "Властелин колец". Интересно так сложилось: я готовил к конференции доклад об о.Павле Флоренском, а издание ВК Толкина читал с обильными комментариями. И какова была моя радость, когда во многих комментария издатели приводили целые куски из Флоренского, особенно там, где речь шла о рассуждениях о.Павла по поводу греха, тьмы и состояния грешника. Так вот. У о.Павла есть интересснейшие пассажи , как мне кажется, по нашей теме. (Я конечно рискую, не вполне вернувшись в русло беседы, водить новые тексты, но... )
Вот что пишет о.Павел в своих письмах из лагеря:
«...мое самое заветное ощущение, что ничего не уходит совсем, ничего не пропадает, а где-то и как-то хранится. Ценность пребывает, хотя мы и перестаем воспринимать ее. И подвиги, хотя бы о них все забыли, пребывают как-то и дают свои плоды. Вот поэтому-то, хоть и жаль прошлого, но есть живое ощущение его вечности. С ним не навеки распрощался, а лишь временно. …. Без этого жизнь стала бы безсмысленной и пустою».
Из писем детям: «Довольно часто вижу маленького (внука, которого он не видел ни разу) во сне, под покровительством своего отца». «Видел свою мать с маленькими, причем образы моих братьев и сестер, когда они были маленькими, сливались с вашими, в том же возрасте».
Вот воспоминание связанное со смертью отца, которого П. А. Флоренский навестил в Тифлисе во время болезни. Когда, по мнению врачей, опасность миновала, он вернулся в Сергиев Посад, где в то время учился: «Сижу раз у себя в комнате, за большим столом перед окном. Было светло еще. Пишу. Как-то утратилось сознание, где я нахожусь, забылось, что я далеко от Тифлиса и что я вырос. Рядом со мною, слева, сидит папа и внимательно смотрит, как это было нередко, когда я учился в гимназии, ничего не говорит. Было так привычно для меня, что я не обращал особого внимания, только чувствовал себя хорошо. Вдруг я сообразил, что я ведь не в Тифлисе, а в Посаде, поднял голову и посмотрел на папу. Вижу его вполне ясно. Он взглянул на меня, видимо ждал, чтобы я понял, что это он и что это удивительно, и когда убедился, то внезапно его образ побледнел, как бы выцвел, и исчез — не ушел, не расплылся, а стал очень быстро утрачивать реальность, как ослабляемый фотографический] снимок. Через несколько часов я получил телеграмму, извещавшую о кончине папы».
Вот воспоминание о предощущении жены и детей: «Вспоминаю малейшие подробности прошлого, о каждом из вас отдельно. О том, как я ждал Васюшку, года за 3 до его рождения, как чувствовал, что он где-то есть уже, хотя я и сам не знал, где и как. Когда он только что родился, то посмотрел на меня и было ясно, что он узнал меня. Но это было только несколько мгновений, а потом сознательность взгляда исчезла [...]. Припоминаю, как почувствовал Кирилла, в поезде, когда я ехал домой и разговаривал с одним молодым рязанцем. Тебя я почувствовал летом 1905 года, когда возвращался из Тифлиса и, попав не на свой поезд, заехал в сторону, так что пришлось высадиться на маленькой станции и прождать целый день своего поезда в полях и на лугах. Это было 15-го августа. Олечку почувствовал [...], Мика [...], а Тикульку — как мое утешение [...]. Помню, раз водил вечером гулять Васю. Идем вдоль забора … и вдруг меня пронзило ощущение, что я — не я, а мой отец, а Вася—это я и что повторяется, как папа меня водил».
И снова прикосновение к Вечности: «Всех вас чувствую в себе, как часть себя и не могу смотреть на вас со стороны [...]. Дорогая Аннуля, прошлое не прошло, а сохраняется и пребывает вечно, но мы его забываем и отходим от него, а потом, при обстоятельствах, оно снова открывается, как вечное настоящее. Как один поэт XVII в. написал: Роза, которую видит твой внешний глаз, она от вечности процвела в Боге».
«Прошлое не прошло, оно вечно сохраняется где-то и как-то продолжает быть реальным и действовать. Это ощущаю на каждом шагу, воспоминания стоят пред глазами ясными и отчетливыми- картинами. И теряются границы, где собственно мой отец, где я сам, где вы все, где маленький. Границы личности только в книгах кажутся четкими, а на самом деле все и всё так тесно переплетено, что раздельность лишь приблизительная, с непрерывными переходами от одной части целого к другой. И я теперь, хоть и далеко от вас, но с вами, всегда».
Все эти отрывки приведены из писем за год-два от расстрела о.Павла.
К чему я это пишу? - опять к тому же, что мы себе никак не можем представить систему координат без темпоральной составляющей, наши представления о Вечности весьма ущербны. Но в таких людях духа как о.Павел это предощущение Вечности - «прошлое не прошло» с поразительной силой проявляется как свеже отпечатанная фотография в ванночке с проявителем. И пусть эти прозрения обращены назад, они не умозрительны, в том смысле, что это не философские построения, а "естественные" ощущения, размышления, "видения" (сновидения), насколько естественны могут быть чувства человека вдали от семьи в советском лагере ГУЛАГа.