Навечно с тобою, мама!

Понятно всё это, Татьяна. Но в том-то и дело, что это переживание, ещё отягощённое наблюдением долгих тяжких страданий дорогого человека, беспомощность в одночестве и с обидой на бесчеловечную медицину, которая просто издевалась, когда вполне могла нормально выполнить свои прямые несложные обязанности и оставить маму жить, так вот всё это дало такой глубокий стресс, аффетивное расстройство, когда разум отключается, а чувства согласны на смерть вместе с близким человеком, как высшая мера сочувствия. Этот мир тяжких страданий, где даже надежда на малость внешней помощи умирает от бессовестности и жестокости тех, кто предназначен помочь, теряет ценность настолько, что хочется просто уйти из него, чтобы не видеть и не осознавать. Тем более, что есть лучший мир.

А когда начинаешь отрицать этот мир и желать уйти, то тогда и здоровье тела теряет ценность, поскольку оно и нужно, чтобы жить в этом мире. Разум отключён, а чувства против этого мра. И вот в таком упадке остаётся только одно, воля Божия, которая уже помимо моей воли либо вытаскивает для жизни здесь, либо позвоялет уйти за мамой. И в этом случае всё решается именно критическим моментом ослабленности здоровья от переживания, усилившегося физического страдания тела. Либо смерть и мучения пугают реальным своим дыханием, заставляя смириться со злом мира и потерей последнего близкого человека, либо же человек уходит отсюда. Очень часто бывает, что в течении года оставшийся уходит вслед за близким, не может пережить разлуки. Вот последний, кто вспоминается, - актриса Людмила Касаткина, которая всю жизнь прожила с мужем, наверное, самым близким оставшимся с ней человеком. Она только 9 дней прожила без него и ушла следом, не смогла пережить и остаться. Хотья ведь ещё в силах была, играла в театре, работала, не то что бы была чуть живая умирая больная.

Вот так и у меня, видимо будет. Слишком много и последнего утрачено, и слишком мало и жестокго остаётся. У меня есть подруга, которая меня каждый день (по телефону) не оставляет, выслушивает, сколько угодно. Если бы не она, думаю, моя тоска уж перешла бы все границы, оставляющие хоть какую-то ниточку к жизни.

Вот, мамины сухарики любви уже мне помогли немного усмирить поджелудочную, скоро всё заживёт. Но, из-за этого опять очень мало ела, только немного этих сухариков с чаем. И получается, что продолжаю сильно недоедать, никак не могу дойти до нормального количества приёма пищи. Сегодня взвесилась - 45 кг. Это, наверно, рекордный минимум у меня. Максимум однажды был по жизни - 60 кг. А норма обычно - вокруг 55-и кг. Значит, подходит момент, когда организм и Бог всё решат за меня, либо всё дальше от Земли, либо начать жить заново. Я чувствую, что мне ещё остаётся пожить. Просто кризис пережить надо, который, наверно, на 40 дней будет. Это же какая-то знаменательная цифра и для уходящих и для остающихся.

Сейчас мечтаю, какой памятник маме на могилку закажу. Стеллу хочу строгую. А это уже зацепка за жизнь. Через год ставить надо, пока земля уляжется на могиле. А значит, собираюсь этот год жить, раз мечтаю. При полной безнадёжной тоске такие мечты не возникают, и никакие памятники и все формальности этого мира уже не интересуют.
Ну, наверно, это будет у меня не смерть реальная, а полусмерть в виде длительной депрессии, когда умирает не тело, а часть души, её чувственная составляющая. Долгая анестезия всех чувств, кроме зафиксированной тоски. А потом и это пройдёт постепенно, если не употребялть антидепрессанты, которые в перспективе только раскачивают маятник деперссивных провалов, так что можно и на всю оставшуюся жизнь подхватить эту хроническую болячку.

Я ничего не думаю и не стараюсь, всё отпускаю на самотёк и волю Божию. Сама вера Богу является лекарством. И пусть будет Его воля над моей жизнью, хочет - оставляет, хочет - забирает. Я и послденему сопротивляться не хочу, так как тогда скорее с мамой увижусь. И первое отвергать не буду, так как уже на год имею план, поставить стеллу на могилку, кормить Маминого Голубя и вырастить на балконе помидорки, посеянные маминой рукой. А там будет видно, что дальше. Разницы пока нет, что будет дальше. Нет целей на дальнейшую жизнь.

Конечно, дождётесь, Света! Всему своё время. А пока мы здесь живём и можем помочь нашим родным...
Выбрала для Вас высказывания. Надеюсь, что они Вас немного укрепят.

"Для нас, верующих христиан, смерть не есть всегдашняя разлука, но временное отшествие: аще живем, аще умираем, Господни есмы (Рим. 14 8), учит святой Апостол, и пред Богом все живы есмы, ибо душа бессмертна и вечна. Сие рассуждение да будет вам утолением скорби о лишении матушки вашей. Вы и теперь находитесь с нею в общении молитвенном, когда исполняете долг ваш приносите молитвы о упокоении души ее, и при церковном богослужении творите поминовение, и делаете благотворения нуждающимся; для нее от сего есть великая польза душе, а для вас утешение."
Преподобный Макарий Оптинский (1788-1860).


"Умершие живы, живы и ваши родители. Они только отлучились от вас и стали жить в другом месте. Туда же и вы в своё время перейдёте и увидитесь. Разлука у вас только временная. Потому и говорю, что не поскорбеть нельзя, только немножко, как скорбят, когда выезжают из дома в школу... Они в другом месте, и даже около нас, только в совсем другом виде. Они и общение с нами продолжают, прямо с душею, а мы того за хлопотами не чуем. Так вместо скорби, бесполезной для родителей ваших и вредной для вашего здоровья, извольте, воображая их живыми, вести с ними душевную беседу. И это не всегда будет мечта, а иногда будет сопровождаться действительностию, ибо они бывают с вами."
Святитель Феофан, Затворник Вышенский (1815-1894).

"..О чем безутешно плакать о разлуке с родными, когда и все мы здесь не вечны? Пройдет несколько лет, а может быть даже несколько месяцев или даже несколько дней, и нас Господь позовет туда же, куда и их позвал. И тогда-то ничто уже нас не разлучит с ними, тогда-то вечно с ними будем мы... А велики ли наши годы в сравнении с вечностью? О, пред нею и тысяча наших лет, как день один!... Это общая доля для каждого - для бедных и богатых, для знатных и незнатных. Вы плачете о своих, другие плачут о своих. Вам тяжело и им нелегко...
Надо, наконец, помнить, что все наши усопшие пролагают для нас, живых, путь туда, куда идти страшно для всех, и что Сам Бог, отнимая у нас любезных для нашего сердца, заблаговременно приготовляет нас к тому, чтобы мы не слишком были привязаны к земной нашей жизни, чтобы не думали всегда о земле, а подумали иногда и о небе."
Епископ Гермоген (Добронравин) (XIX век).

Ролик у Вас вышел светлый!
Вот так день за днём, шаг за шагом. Помощи Вам Божьей!
Света, Вы помидоры посеяли?
Светочка, пожалуйста, не обижайтесь, если мы не сразу отвечаем в Вашей теме. Ваши посты читаем, но не всегда получается быстро написать ответ. Девочки наши почти все работают (в отличии от меня). У многих начинается "дачный сезон".

Вот, с помощью стихов выдавливаю из души жалость к себе без мамы, освобождаю душу от тяжести.


Ты мне не снишься. Взгляд и слух
Не насыщает встреча тайная.
Наказан мой мятежный дух
Отказом в праве на свидания.

Весь день охрипший голос мой
Зовёт, кричит: Ответь же, мамочка!
Но нет ответа... Взгляд немой
На фото в окоёмке рамочной.

И даже памяти дано
Не воскрешать картин из прошлого:
Съедает чёрное пятно
Воображеньем лик запрошенный.

Оглох мой разум и ослеп,
Натужно тщась постигнуть истину.
Душа - забытый старый склеп,
Что заметает осень листьями.

У мамочки вечером 1-го января случилась неприятность с её болячкой, с которой она успешно сама спаврялась много лет, как и дургие люид, имеющие такую же. Она не смогла сама справиться. Ночью вызвали скорую, и скорая увезла её в больницу, где с такими вещами спавляются быстро и успешно.
У нас уже был тяжёлый опыт пребывания в больнице и получения вреда вместо помощи, и потому мы всегда избегали до последнего обращения к врачу и покладки в больницу. И Бог миловал всё это долгое время. Но что в этот раз нас расслабило? Может то, что по телевизору постоянно говорят, как улучшилась и оснащена наша медицина. Может, за долгое время без больниц и врачей уже расслабились. Может, врачи скорой убедительно настояли, что лучше в больницу. Не знаю, что нас подвигло соглаиться при многолетних отказах от больниц. Но я знаю. что если бы тогда мама не поехала в больницу, мы бы, пусть с трудом, как и всегда, но справились бы с этой болчкой. Мама осталась бы жива и была бы сейчас со мной. Наверно, понадеялись, что в больнице ей быстрее и опытнее окажут помощь, чем мы будем дольше и непрофессионально справляться сами.

Но пути Господни неисповедимы. Мы согласились на больницу. В 51-ю московскую больницу её привезли уже ранним утром 2-го января. По пути попалась авария (ведь это было с 1-го на 2-е, праздники, когда автолюбители если не пьяны, то в состоянии похмелья), и наша скорая с мамой стояла пару часов, пока врачи оказывали там первую помощь.

Я звонила маме примерно каждые 3-4 часа. Вдруг что понадобиться, и тогда наш сосед, на своей машине работавший там поблизости, каждый день мог к ней заходить и что-то передавать. В первые пару дней мама была очень оптимистичной, говорила, что всё хорошо. Скорая быстро работает, не жёдт, потому собраться, чтобы предусмотреть всё, не получилось. Мама попросила собрать ей передачу, полтенце, мыло, белья нового подкупить. Но самое оптимистичное - сотовый телефон. Мама не любила им пользоваться, впрочем, как и я, почти всё время находясь дома при стационарном. лень было всё время его заряжать. Потому у нас был старенький сотовый, у которого уже начали потриться аккумуляторы, быстро разряжаться, но при розетке подзарядки дома это было не страшно. Потому не хотела мама нвого телефона. А ту из больницы говорит, чтобы я купила ей новый сотовый и передала, чтобы ей не морочиться частой подзарядкой. Кроме того поросила педеать блокнотик с ручкой, так как ей понравились какие-то блюда больничной кухни, и собралась после помощи сходить к поворам и записать рецепты приготовления этих блюд. В общем, мама была полна оптимизма, собиралсь дальше жить, была уверена, что ей хорошо помогут и она скоро вернётся домой. Я за два дня ей всё купила, собрала и передала на отвовоз соседу. Всё, казалось, было в порядке.

Но беда в том, что к маме так и не подошёл за время врач. Видимо, в новогодние праздники там не все врачи, кто-то отдыхает. Правда, и болных-то в маиной палате не было, только она и ещё одна женщина, которая через несколько дней уже выписалась. Мама осталась вообще одна в палате. Но, тем не менее, ни на первый день, ни на второй, ни на третий к ней никто так и не подошёл, выслушать жалобы и оказать быструю несложную помощь. Как-то один врач, справившись с какими-то другими делами, зшёл в палату и начал выслушивать маму. Но через минуту его куда-то позвали, и он убежал. Мама надеялась, что вернётся, может что-то срочное там. Но он болбше не вернулся.

Через 4 дня, когда уже время беспроблемной помощи просрочено, а болячка обретала необратимые повреждения, мама взмолилась одному пробегавшему мимо дежурному врачу, чтобы он оказал, наконец, ей помощь. Тот без обезболиания, что было необходимо, быстро, очень жёстко и грубо сделал нужные быстрые манипуляции и убежал. Он не выслушивал маму, даже не интересовался состоянием болчки. Просто формально и быстро как бы оказал помощь, которую нужно было оказать в первый день, чтобы не было поздно. Оттого и увезла скорая, чтобы быстро и опытно оказать помощь, оттого и мы согласились, чтобы быстро и опытно.

Всё это мне мама рассказывал по телефону, каждые несколько часов. И вот, когда я ей позвонила в сочельник, не узнала голос и интонации мамы. Я даже ей сказала, что она говорит немного не своим голосом и тоном. Мама, чтобы я поверилп, что-то быстро сказала мне из нашей жизни. Но попросила позвонить попозже, так как сейчас она не может говорить, ей нестерпимо больно и плохо, надо отдохнуть и немного собраться с силами. Я обеспокоилась, что же случилось, что мама так изменилась и даже не может говорить по телефону. Я начинала ей объяснять, на какую кнопочку нажать, чтобы позвонить уже по новому телефону, но она ответила, что сейчас у неё нет сил достать из коробочки новый телефон, надеть очки, и нет внимания, чтобы смотреть на кнопочки и запоминать. Вот так ей было плохо. Даже голос сильно изменился. Конечно, я поняла, что её нельзя сейчас утомлять телефоном, но сильно взволновалась. хотя и думала, что возможен какой-то такой эффект после процедур.

Дальше в другом посте допишу.

Маму привезли на больничной машине, выгрузили и уехали. Мама попросила дать одной млоденькой хрупкой медсестричке денежек, так как она единственная с душой к ней отнеслась и заботилась в пути, собрала её вещи в сумку, когда бессовестная врачиха приказала за 15 минут осводить от мамы место в палате. А у медсестрички детки маленькие есть, и сама она худенькая и слабенькая, а о маме в машине заботилась, как никто другой. Так как она уже у лифта стояла, а лифт подходил, мне некогда было считать деньги. Я просто выгребла из кошелька,что там было, и успела ей сунуть, когда она в лифт заходила. Кажется, там было совсем немного, некогда было достать и отсчитать деньги из другого места.

Я немного не узнала маму такой, какой она неделю назад уезжала в больницу У нё был очень растерянный вид, даже какой-то лаженный и отрешённый. А ведь можно понять, что она тоже не могла поверить, что с ней сделали и как жестоко выкинули. И ьолью была измучена.

Я быстро постелила ей. Он уже больше ни разу не встала с того времени, но первые два дня могла с моей помощью немного приподняться на постели. Дальше мне приходилось уже просто помогать ей переворачиваться на диване, чтобы не было пролежней.

В больнице она сперва очень мало ела, ожидая помощи. Так как того требовала болячка. Только немного жидкой пищи, котора присуствовала в больничном меню. А когда через 4 дня после псевдопомощи начались тяжёлые боли, ей уже вообще было не до еды. И ещё 2 дня уже дома она по разу в день выпивала по неполному стакану куриного бульона, который я сразу ей сварила, как поняла, что она не может есть. И ещё пару раз пила чай, только жидкость. Но, думала, раз пьёт, можно и в жидком виде пропиться, пока я её не выхожу, пока травмированная болячка не заживёт. Я не сомневалась, не могла допустить, что не выхожу мамочку. Все силы положу, но выхожу. Уже бывало такое вжизни, что из больницы её привозили почти трупом, а мы с отцом выхаживали.

Но я недооценила тяжести полученного ею вреда, я не представляла, что моугт быть такие нечеловеческие боли, причём не проходящие, от которых моя сверхтерпелвая мамочка кричала и не могла найти места даже лёжа в постели. А она уже ослабела за эту неделю, не поднималась и особо не могла даже шевелиться на постели. Страшно было смотреть, как она не находит места от боли, но при этом уже и не может полноценно двигаться, чтобы искать это место.

Когда после привоза мамы домой стало отходить обезболивающее, начались проблемы. Я не знала, что ей дать, что сняло бы боль. В выписке из больницы была "липа" по поводу её состояния и ничего не скзано, чем же снимать ей эти боли. Пришлось вызывать опять скорую, которая приехала и сделала обезболивающее. На жалобы ирассказы о реалихя, что с мамой, не среагировала, видимо, решила поддерживать эту "липовую" выписку, что ничего страшного. И вообще, всё что делала и могла сделать скорая, это уколоть обезболивающее, болье никакой помощи от неё не было. На другой день пришла участковая, выписала обычное обезболивающее - баралгин. Он не очень-то помогал, но маме становилось от него плохо, тошнило. Она и раньше не очень-то хорошо его переносила. Участковая была энергична и оптимистична, громкоголоса, но тоже не отнеслась серьёзно к маминой реальной проблеме, к причине её страдания. Да и что она могла сделать, вместе со скорой, если сделать больше, чем специализированная больница, они и не могут. Но из больницы её насильно выписали, выкинули. И что они могли сделать против этого? Ничего. И я это понимала. Не знала, как мне быть дальше. Только надеяться, что организм при моём тщательном уходе выдюжит, и Бог поможет.

Проблему обезболивающего, пришлось решать опять через скорую. Узнать, что ей кололи, когда примерно через час начинало приглушать боль, потом опять вызвать участкову, выписать это лекарство и мне самой делать маме уколы именно тогда, когда при дохожении боли до нестерпимой это было необходимо. Из поликлиника дали медсестру, которая пару раз приходила, но не тогда, когда была именно остая необходимость, и потому делала эти обезболивающие раз в день тогда, когда у неё было вермя прийти, а не когда маме было остро необходимо. Во-первых, я зала, что нельзя так злоупотербять обезболивающим, потому что оно очень вредно само по себе, разрушает другие органы. И поэтому решила сама делать уолы только когда в этом была острая потребность у мамы. Но пока всё это происходило и утрясалось, у мамы уже появились симтомы передозировки обезболивающим, которыми её ещё в больнице уже кололи нещадно и без достаточных промежутков из-за сильнейшей боли до потери сознания, а потом, добавили плохо переносимого ею баралгина уже дома, а потом приходящая медсестра пару раз уколола, когда не было сотро необходимо. Начался этот симптом передоза 12-го января, когда мама уже была сильно ослаблена, мало ела, что способствовало ещй быстрейшему вредного воздействия обезболивающего.

Кроиме того, что кружилась голова, ей вдруг стало невозможно выпить даже глотка воды. Хотя желудок был пустой, каждая попытка глотка воды вызывала сильнейший рвотный позыв, и выходило только пятнышко, похожее на кофейную гущу. это уже было поражение стенок желудка - известное явление передозировки обезболивающего. Но самое страшное было то, что при напряжении мышц при рвотном позыве это самое напряжение затрагивало и травмированную болячку, начиналась оптть невыносимая боль, даже если перед этим она была приглушённее. И в результате опять надо было колоть обезболивающее, следствием передоза которого стали эти рвотные рефлексы. Получился замкнутый круг, из которого не выбраться.

!2-го январая мама пыталсь пить, но ей, кажется так и не удалось сделать ни глотка без этой рвоты кофейной гущи. Уже не смогла выпить куриный бульон. Самое страшное, конечно, даже не то, что уже никак не поступала хоть жидкая пища в её организм, а то, что уже не могла поступить просто вода. ни глотка не могла сделать мама ничено, без того, чтобы не начинался этот рвотный позыв с выходом "кофейной гущи" из пустого желудка и сильным обострением боли, опять требующим обезболивающего, передоз которого и не давала ей сделать ни глотка без этого рвотного позыва. Мама больше не могла пить, просто воду.

Как выйти из этого замкнутого круга, я не знала. Мне показалось страшным, что больше нельзя пить, ни глотка простой воды. Это же скорая смерть от обезвоживания. А сколько времени ещё этот передоз и токсикоз не будет давать сделать глотка воды, не обостив боли, опять требующей того же вредоносного обезболивания? Потому я опять вызвала скорую, чтобы уже медицина помогла решить хоть этот впрос, ещё больше касавшийся жизни и смерти, поскольку без воды человек живёт только несколько днй, и тогда нет времени для заживания травмированной болчки.

Продолжение дальше.