Интересная статья. Почитайте.

Нинуля У меня была такая же история с моим котом,он сбежал от меня из вет.клиники, она тогда находилась в заброшенной деревне, туда из города пришлось пилить 1,5 часа пешком через лес, кота я несла в сумке,он орал жутко- еще и нагадить даже успел... . Ветеринар-поддавший парень сказал,что кота надо умертвить, лечить бесполезно-лишай. От такого путешествия и видно запаха от ветеринара и предчувствия чего то плохого кот удрал. Я долго искала...звала..нет его и все...На след.день пошла снова,клеила объявления....телефон зазвонил через два дня...Поймал его какой то парень, увидел на дереве охотящегося за воронами черного кота,не поленился,слазил за ним, сейчас говорит заперт он у меня ...в сарае...Укото была одна примета-очень важная,у него обрублен хвост-причем не коротко,а ровно посередине...Я его таким нашла в свое время на улице и принесла домой...Как я была рада! Шампанское и торт в подарок, снова бегом в деревню и Василий в той же сумке был принесен домой. Лишай мы вылечили.

Да, Нина, я сама видела, как моя тётя отправляла корову на мясокомбинат (у неё была травма - другая корова её боднула рогом в живот). Так вот, когда нашу Дуньку грузили в машину, она плакала по-человечьи, а с ней вместе рыдала и наша тётя Тоня....
Когда покупаешь абстрактное мясо в магазине, как-то не думается, что это неправильно. Но, знаю, что если бы вырастила сама животинку, я бы её есть не смогла...

Любить по-русски: о смерти русской бабушки заговорила вся Япония


В последний путь 94-летнюю Клавдию Новикову провожали всего несколько человек: родных почти не осталось, подруги тоже давно отошли в мир иной. А вот в Японии о смерти жительницы поселка Прогресс объявили по центральным телеканалам: «Умерла русская жена Ясабуро-сан».

О жизни Клавдии Новиковой написаны десятки газетных статей, несколько книг, сняты фильмы и даже поставлен спектакль. В Японии эта русская женщина стала символом любви и самопожертвования. Прожив с мужем 37 лет, она сама уговорила его вернуться на Родину, к родным и супруге, которая ждала своего Ясабуро-сан более полувека.

Клавдия и Ясабуро встретились в 1959 году. У обоих за спиной были тяжелые годы сталинских лагерей: она отсидела семь лет за чужую растрату, он – десять лет как японский шпион. И у каждого из них была своя боль. Клавдия перед войной вышла замуж, родила сына, ждала, как все, с фронта мужа. Но когда ее осудили и сослали на Колыму, вернувшийся с войны супруг завел новую семью. Не менее трагична была судьба и у Ясабуро Хачия. Перед войной он вместе с молодой женой покинул Японию и в поисках лучшей жизни перебрался в Корею. Там у него родились сын и дочь. Но когда осенью 1945 года советские войска вошли в Корею, большинство японцев арестовали по подозрению в шпионаже против Советского Союза. Ясабуро дали десять лет, которые он провел там же, где и Клавдия, под Магаданом. С тех пор своей семьи он больше не видел. Когда японского подданного выпустили из лагеря, его фамилию просто забыли внести в списки отбывающих на родину военнопленных. Возвращаться Ясабуро было некуда, он был уверен, что его жена и дети погибли. И еще он боялся после долгих лет, проведенных в Советском Союзе, возвращаться в Японию, поэтому принял советское гражданство и стал Яковом Ивановичем.

– Мы познакомились на Брянщине, где были на поселении. Я увидела Яшу: нерусское лицо, худющий, забитый, а в глазах такая щемящая тоска, что у меня сердце сжалось от жалости, – вспоминала потом Клавдия Леонидовна. – В начале шестидесятых меня позвала знакомая переехать на Дальний Восток, в поселок Прогресс, и я уехала. Яша писал, что хочет быть со мной, а я отказывалась – боялась, и лишь близкой подруге призналась, что переписываюсь с бывшим военно-пленным.

Ясабуро все же приехал. Они поженились и вместе прожили 37 лет. Он стал парикмахером, фотографировал, занимался иглоукалыванием. Вместе с русской женой выращивал помидоры и огурцы, завели козу и пчел. Жили очень скромно, но дружно и спокойно – Яков Иванович даже голоса на жену не повышал. А вот детей им бог не дал. «Таких мужчин, как мой Яша, в округе больше и не найдешь. Мне женщины завидовали: он не пил, не курил», – так отзывалась о своем муже Клавдия. Они и умереть надеялись в один день. Уже будучи на пенсии и прибаливая, Яков Иванович привез два гроба: разобрал по досточкам, высушил, заново сколотил и затащил на чердак. Но они так и не понадобились.

Когда началась перестройка и железный занавес упал, одна из знакомых семьи рассказала о необычном жителе Прогресса своему родственнику из Приморья, занимавшемуся общим бизнесом с японцами. Японские партнеры, узнав подробности юности соотечественника, организовали поиски его родных. И нашли сначала брата, потом… жену и дочь.

Хисако преданно ждала своего мужа 51 год: вернулась на родину с дочерью (сын умер еще в Корее), работала медсестрой и всю жизнь откладывала из своего скудного заработка деньги на строительство скромного домика. Она построила дом для мужа, записав имущество на его имя, и даже счет в банке открыла для Ясабуро, хотя не знала, жив ли он, вернется ли когда-нибудь. Когда супруг нашелся, их дочери Кумико было уже за пятьдесят.

Дочь и брат Якова Ивановича приехали в Прогресс, чтобы уговорить его вернуться на родину. Но он отказался. «Я не могу тебя оставить, ты для меня все», – говорил он своей русской жене. И тогда Клавдия Леонидовна решила сама отправить мужа в Японию – она понимала, что здесь он долго не проживет, поскольку сильно болел, а там условия для стариков намного лучше. А его японская жена Хисако должна хотя бы перед смертью увидеть и обнять мужа.

Клавдия Леонидовна сама сделала Якову Ивановичу загранпаспорт, поменяла сбережения на доллары и… развелась, иначе там, дома, он не мог бы претендовать на пенсию, имущество и наследство. И в марте 1997 года попрощалась с любимым человеком навсегда.

Ясабуро постоянно присылал ей небольшие подарки из Японии, каждую субботу звонил и приглашал к себе в гости. Известная японская писательница написала книгу о Клавдии Новиковой, тележурналисты сняли фильм, и амурчанка стала известна в стране. В префектуре Таттори, пригороде Токио, всем миром собирали деньги на поездку «бабы Клавы» в Японию, и когда она все же решилась (ей было уже за восемьдесят) приехать, стала там чуть ли не национальной героиней. Тогда же Клавдия Леонидовна впервые встретилась с японской женой своего Яши: они обнялись и расплакались – им даже не нужен был переводчик, чтобы понять друг друга.

Потом жительница Прогресса еще дважды была в Стране восходящего солнца, в том числе на спектакле, созданном на основе судеб русской женщины и японского военнопленного. И в каждый ее приезд Ясабуро уговаривал остаться с ним – его японская супруга Хисако умерла, а в каждом телефонном разговоре – просился назад, в Прогресс. Но Клавдия Леонидовна все время отказывала: она хотела, чтобы ее Яша «мог жить достойно». А сама жила довольно скромно, в одиночестве, полагаясь только на собственные силы.

– Она до последнего была очень активна – в прошлом году сама вскопала и засадила свой огород, – рассказывает Алексей Родя, один из немногих, кто хорошо знал свою односельчанку.

Алексей Исаакович познакомился с Клавдией Леонидовной и Яковом Ивановичем около тридцати лет назад, они общались семьями. Когда Ясабуро уезжал в Японию, он попросил своих друзей помогать жене. Его просьбу Алексей Исаакович и Любовь Степановна Родя исполнили и были с бабой Клавой до последних ее дней. Они же организовали достойные похороны.
По словам Алексея Исааковича, Клавдия Леонидовна покинула этот мир счастливой: ее любимый Яша был жив, а в последнее время ее стала навещать внучка Лариса. Да, у Новиковой есть две внучки – дочери сына, которого она родила в первом браке. Их отношения не сложились, по слухам, мужчина сильно пил и в 64 года умер. Его дочери практически не общались с бабушкой, и только незадолго до ее кончины одна из женщин, живущая в Прогрессе, стала навещать бабу Клаву.

Когда в Японии стало известно о смерти Клавдии Новиковой, в Прогресс пришло несколько писем, в том числе от самого Ясабуро. Он обращался к ней как к живой: «Клавдия! Я узнал о том, что тебя не стало, и скорбь одолевает меня. Я пытался дозвониться до тебя 30 августа, в день моего 96-летия, но у меня ничего не получилось. Все сорок лет, что я прожил с тобой в России, ты всегда была рядом со мной, всегда поддерживала меня. Спасибо тебе за все… Я смог вернуться в Японию только благодаря твоим усилиям, и я безмерно признателен тебе за это. Вспоминаю, как мы даже изготовили гробы для двоих у тебя на родине. Если бы это было в моих силах, я бы хотел примчаться к тебе и прижать тебя к сердцу крепко-крепко… Но я бессилен… Спи спокойно, дорогая Клавдия. Твой Ясабуро».
источник

Из письма Сергея Бодрова жене Светлане

«Я не знаю как люди умирают. Мы видим это, но сами не умираем. А когда умираем, то это видит кто-то другой. Есть вещи, которые не нужно знать, о которых не нужно думать, о них никто ничего не знает. Ты знаешь, первый раз в жизни мне хочется иметь свой дом. Заботиться об этом, что-то для этого делать. Я всё время думаю про то как мы будем жить. Мы с тобой очень родные и очень похожие люди. С одной стороны это трудно, зато в самом главном мы с тобой чувствуем одинаково и понимаем друг друга в самом важном. Я правда не знаю как люди расстаются, но не живут же они в самом деле несколькими жизнями. Смерть однозначна, а любовь нет. И её неотвратимость заложена в самой модели жизни. Собственно неотвратимость смерти тоже.

Сегодня я думал, что с тобой что-то случилось: авария или что-то ещё. И я знаю, что нельзя об этом думать. Но это было почти также страшно как мысль о том, что ты меня можешь не любить. Честно говоря даже страшнее. И я просто стал молиться Богу и даже согласился на то, чего я больше всего боялся вчера. Подумал, что лучше ты меня не будешь любить. У меня вообще иногда такое сумасшедшее ощущение, что мы с тобой два разных характера одного человека. Мы как два брата близнеца, разлучённые в роддоме и встретившиеся через много лет. Кое-что сложно, но кровь-то родная. Ты для меня абсолютная судьба. И я в тебя очень верю. Верь и ты мне.

И всё-таки любовь важнее. Независимо от того даже, важнее ли сама жизнь, чем смерть. Почему? Во-первых, это единственное, что может с ней соперничать в смысле окончательности. Если человеку пришлось умереть, то тот, кто его любил, не перестанет любить. Это очевидно. Во-вторых, обратного, видимо, быть не может. Я не знаю, как заканчивается любовь. Если любовь заканчивается, видимо, это не она».


Источник: http://www.adme.ru/vdohnovenie/iz-pisma ... ne-693805/

25-й годовщине со дня смерти Цоя посвящается…



Виктор Цой всегда на концерте одевал некий амулет. А так как у нас в Конотопе была своя рок-группа, то и мне, как её лидеру, вроде как полагался такой атрибут.

Изготовив его собственноручно из дерева граб (экстрасенсы писали, что по гороскопу это мое дерево) и снабдив его кожаным шнурком из чудесно попавшего под руки старого ремня, я подумал, что этого мало. Нужно, чтобы он мне дарил удачу на концертах и вообще способствовал моему творческому взрослению. И я решил его освятить.

Для этого я, никогда ранее не бывавший в православном храме, пришел вечером перед репетицией нашей рок-группы в церковь. До всенощного бдения оставались считанные минуты, и в алтарь торопливо направлялся священник. Я поспешил к нему навстречу.

Нужно сказать, что одет я был по последнему слову рокерской моды: пять значков Цоя на джинсовке, нашивной шеврон с профилем Цоя на левом рукаве, на правом — заклепки и шипы, на руке — толстая цепь, и такая же на шее… Бабушки крестились при виде меня, а я снисходительно не обращал на них внимания. Мне нужно было одно: освятить амулет и бежать похвастаться перед друзьями.

Я не знал, как обратиться, и просто сказал: «Здравствуйте, мне нужно, чтобы Вы освятили мой амулет», — и протянул его священнику.

Как ни странно, отец на это отреагировал спокойно. Нет, он не взял у меня амулет, но спросил:

— Вы, наверное, музыкант?

— Да! — С гордостью ответил я.

— Вы знаете, — продолжил священник, — у нас заболел тенор, Вы не смогли бы его подменить?

Ну надо так надо. Я спросил:

— А куда идти?

— На клирос, — сказал священник. — Наверху, — и указал направление.

На клиросе я встретил… главу конотопского рок-клуба Владимира Малыченко, который официально числился истопником храма, а ещё пел в хоре...

***

Нужно сказать, что в тот вечер на службе я не попал ни в одну ноту, но при этом мне никто не сделал ни одного замечания.

А из рок-группы, которую сам создал, я ушел. И через три года уже учился в семинарии...

Благодарю священника, который не освятил мой амулет в тот день, но освятил всю мою последующую жизнь.

Протоиерей Максим Денисенко

P.S.

Придя в храм, я встретил там удивительных людей.

Оставив рокерское прошлое, воцерковлялся Юра Коваленко. Батюшка, видя его начитанность и неординарность, благословил его заведовать библиотекой храма, и каждую неделю благодаря новому библиотекарю она пополнялась.

Но самое удивительное было в том, что мы жили одной общиной. Месили цемент, разгружали вагоны кирпича для восстановления храма, обрабатывали четыре гектара земли для нужд общины. Во время роботы делились тем, что кто-то из нас прочитал. Интернета тогда не было, и книжек православных не было, и мы выписывали по почте самиздатовские брошюры. А ещё упивались Достоевским и пересказывали проповеди батюшки.

Домой возвращались в 12 ночи и на 8 утра уже спешили в храм. Все прихожане-мужчины несли дежурство в храме, так как купол был открыт для реставрации и через него в церковь могли проникнуть воры.

Отец Георгий Коваленко и отец Владимир Малыченко поступили в семинарию за год до меня. Когда пришел учиться я, в семинарии училось семь (!) человек из нашего конотопского храма…

P.P.S.

А песни Цоя до сих пор люблю. Как в моем случае получилось, и через его творчество люди приходят к Богу…

Протоиерей Максим Денисенко

http://orthodoxy.org.ua/data/viktor-coy ... irose.html