Прощенное воскресенье

Прощеное воскресенье

Любовь Кутковая

Солнце катилось на запад. А на его ярко-желтые лучи словно нанизывались маленькие белые облачка. Ветер менял их направление и казалось, что они порхают по просторному небу.

— Надо же, словно стайка белых голубей, — подумала я, любуясь безмятежно голубым небом.

Первые дни марта выдались ясными. Весна стремительно заявила о себе почерневшим плачущим снегом, вытаявшими прогалинами на асфальте, гирляндами сосулек на крышах домов. Ночью зима еще пробегала по городу, наследив замерзшими лужами, но днем солнце безжалостно уничтожало лед, а луж, лужек и ручейков становилось еще больше.

— Как день увеличился, — глядя на часы, сказала я тихонько вслух и ускорила шаг в сторону храма.

Сегодня, последнее воскресенье перед Великим постом, Прощеное. В храмах совершается особый чин прощения. Священнослужители и прихожане взаимно испрашивают друг у друга прощение, чтобы вступить в Великий пост с чистой душой.

Ученые установили, что человеческая память, как резервуар, бережно хранит все обиды, стрессы, пережитые на жизненном пути, в 10 раз дольше, чем положительные эмоции. У поэта Игоря Козлова по этому поводу есть удивительно точные слова:

«Простить, это значит — забыть»
Я слышал такое однажды.
Забыть …будто гвоздик забить —
Так просто, так сложно, так важно.
«Прощаю,« — скажу не солгу,
Лишь душу сомненьем наполню:
Простил-то есть я не напомню,
А вот позабыть не смогу.

Действительно трудно очистить ржавчину обид и вытряхнуть песок не прощения из своей памяти. Недаром говорят, что ошибаться — человеческое, прощать — божественное. Так и тащим на своей спине невидимый сундук доверху забитый обидами, сгибаемся под непосильной тяжестью и никак не хотим расстаться с прошлым, в котором они были получены.
Потому прощеное воскресение день особый, когда приходит время вынимать старые гвозди обид из сердца и заполнить его радостью прощения.

До начала службы оставалось несколько минут и прихожане почти до отказа заполнили храм.

— А ты, как всегда, позже всех, — подумала я о себе и остановилась почти возле входа рядом с маленьким седым старичком.
— Слава Святой, Единосущной, Животворящей и Нераздельной Троицы — высокий, сильный голос батюшки настроил на общую молитву. Словно в ответ на призыв батюшки запел хор. Из-за того, что клирос в храме находится на значительном возвышении от верующих, создалось впечатление, что пение звучит, словно с небес. Оно было то радостное, то грустное, то торжественное, но такое проникновенное, что душа трепетала, как крылья у птицы. И в это удивительное созвучие красивых голосов время от времени врезался, словно пила в ствол дерева, дребезжащий голос стоящего рядом со мной старика.

Это «подпевание» опускало меня с небес на землю и я, не выдержав, решила сделать ему замечание. Повернувшись в его сторону, я немного нагнулась, открыла рот и замерла. Старик, словно уловил мое движение, повернулся ко мне лицом. На меня смотрели выразительные, добрые, по-детски счастливые, светящиеся радостью глаза. Ему было так хорошо с Богом, так радостно, что хотелось поделиться этой радостью с кем-нибудь. Вот он и делился, подпевая невпопад хору.

«Будьте как дети». Мое лицо запылало кумачом. — У тебя в жизни уже была такая ситуация, ты хочешь ее повторить? — Нет, не хочу — решительно ответила я себе.

Много лет назад, когда я делала первые шаги к Богу и изредка ходила в храм, со мной произошел такой случай.
Однажды, во время утренней службы меня кто-то резко дернул за рукав пальто. Я обернулась и увидела маленького старичка. Его седая борода буквально «срослась» с волосами на голове, которые торчали во все стороны и окружали лицо паутинно-тонким летучим облаком.

— Словно отцветший одуванчик, — подумала я и невольно улыбнулась.

— Ты что смеешься, а? Шапку сними и платок покрой. Не положено женщине мужское носить — громко зашептал он. (Моим головным убором была шапка-ушанка)

— Дедушка, я платки не ношу, — в ухо прошептала я старику.

— В храме женщина в платке должна быть. А ты знаешь … — он громким шепотом продолжил свои нравоучения.
На нас стали обращать внимание, стоящие вокруг прихожане. И я перешла на другую сторону храма. Внутри у меня все клокотало. И я уже не слышала молитв, читаемых священником, а только подбирала слова, которые выскажу этому назойливому деду после службы.

На протяжении полугода, стоило мне прийти в храм, этот старик постоянно цеплял меня своими нравоучениями, раздражал меня до такой степени, что вспомнив о нем, мне не хотелось идти в храм.

А потом, он куда-то исчез. И хотя я чаще стала ходить в храм с покрытой платком головой, старика я не видела и просто о нем забыла.

И вот однажды, в Прощеное воскресение, когда по окончании службы пришло время просить друг у друга прощения, и для этого я повернулась к подруге, которая была у меня за спиной, то замерла от удивления. Рядом с ней стоял тот самый надоедливый старик. И я попросила у него прощения. Он вопросительно посмотрел на меня, а когда я напомнила ситуацию, рассмеялся, постучал скрюченным пальцем мне по лбу и искренне сказал: «Бог простит, и я прощаю».

А через неделю умер. Узнав о его смерти, я была поражена. В тот день в храме было столько людей, что в буквальном смысле слова дышали друг другу в затылок. И вот в этой массе людей он оказался рядом. Это было просто чудо. Зная, что в моей памяти, несмотря на пройденные годы, осталась обида и что этот старик скоро уйдет в вечность, Господь устроил нам последнюю встречу, чтобы мы успели попросить друг у друга прощения на этой земле.

После этого я осознала, что к человеку в любой ситуации нужно относиться так, словно видишь его в последний раз, чтобы не опоздать сказать добрые слова, а не жить так, словно до Бога высоко, а до смерти далеко.

Служба продолжалась. Так же красиво пел хор, которому подпевал старичок, но он меня больше не раздражал. Я тоже ловила знакомые слова молитв и беззвучно их пела.

А потом батюшка прочитал молитву Святого Ефрена Сирина «Господи и Владыко живота моего!», которую будем читать на протяжении Великого поста и пришло время просить друг у друга прощения.

На меня этот момент всегда производит незабываемое впечатление. Все, кто находятся в храме, словно становятся одним целым и открывают друг другу объятия сердца.

Это единение настолько сильное, что становится зримым. Счастливые слезы, радостные, одухотворенные лица, поклоны и тихий, робкий шепот: «Прости, прости меня …" И прощают друг другу всё, всё, чем досадили, оскорбили, унизили — прощают и примиряются. Мысленно вспоминают тех, кто оскорбленный, раненный нашими словами отошел в вечный покой и просят, просят простить …

И от этого общего, взаимного прощения становится на сердце легко, и распрямляются плечи, словно ты свой греховный груз разделил со всеми и он стал невесомым, «так просто, так сложно, так важно».

А поздним вечером, когда уставший город уснул, натрудившись за день, когда на темных силуэтах многоэтажных домов лишь кое-где светились глаза окон, а черно-синее небо украсила луна с маленькими желтыми точками-звездами, я написала стихотворение, которое так и назвала «Прощеное воскресенье».

Белый храм, купола золоченные,
Колокольный зовущий звон.
У весны — воскресенье прощеное,
У души — покаянный стон.

Запах ладана, слезы и пение,
Тихий треск горящих свечей.
И молитвы сердечное бдение,
И раскаянный взгляд очей.

Вечер скромно присел на паперти,
В опустевшем храме темно.
На душе, как на белой скатерти,
Пятен нет — блаженство одно.

источник